Среди множества дел и замыслов промелькнула и затерялась крохотная картинка “Зимний день” – в сущности, не что иное, как этюд, быстро сделанный прямо из окна, с прибавлением двух фигур, стремительно набросанных, но притом сохраняющих характерность: одна из них, расположенная поодаль, обозначала Дружинина, другая, на тротуаре линии Двадцать первой, заметно ссутуленная и мешковатая, со свертком бумаг в руках,- самого художника.
Не знаменательно ли, что он – пусть ненароком, мимоходом и явно не придавая серьезного смысла сделанному, – воротился к тому, с чего начинал когда-то, к своему первому “опыту передразнивать натуру”, и вновь захотел запечатлеть “пустой перед окнами вид”? Проевший глаза длинный скучный забор с воротами, а за ним вдали крыши строений да несколько деревьев – мотив ничтожный, заурядный, и немыслимо представить себе, чтобы им прельстился хоть один из признанных пейзажистов того времени.
Федотов не был пейзажистом, он и прельстился, и с поразительной ощутимостью передал особое состояние петербургского зимнего дня, его влажно-морозного воздуха, его неба, светящегося сквозь невидимую пелену, и саму томительно-сонно тянущуюся глухую утреннюю сумеречность, незаметно переходящую в сумеречность вечернюю.
Но час Федотова не пробил, и пейзаж не завладел им, и сам он отмахнулся от непроизвольно выскочившего из-под его кисти – написал и тут же дружески презентовал Дружинину.