Эту картину Брюллов писал около трех лет, но так и не окончил. Впрочем, тщательно проработанный эскиз смотрится почти завершенной картиной. В работе над ней художник использовал библейскую историю, рассказывающую о том, как гулявший вечером возле дворца царь Давид увидел обнаженную Вирсавию, жену своего военачальника, и был поражен ее красотой.
Говорят, что Брюллов, не удовлетворенный результатом своего труда, однажды швырнул в “Вирсавию” башмаком и у же больше никогда не возвращался к ней. Поэзия и правда Брюллов – один из частых для начала XIX века примеров смешения нескольких национальных стихий в нечто оригинальное и гармоничное.
Его далекие предки были французскими гугенотами, близкие – онемеченными французами, ближайшие – обрусевшими немцами; сам Брюллов продолжает объединение Европы – он с детства очарован Италией. Брюллов удивлял современников какой-то теплой человечностью и искренней взволнованностью своих картин; всякий его сюжет писался с особенной интонацией, был пронизан неповторимым настроением.
В начале 1860-х годов идеолог нового искусства, критик В. Стасов, принялся свергать прежних кумиров, и первой целью его атак стал именно Брюллов. Тут все понятно – новые художники были влюблены в “социальное” искусство, и брюлловское творчество трактовали, как измену правде, уход от действительности. В самом деле, Брюллова мало интересовала “социальная” правда, мало интересовали политика, страдания народа, и пр., и пр.
Его всю жизнь интересовала красота. Но разве это недостойный интерес?