Картина голландского художника Рембрандта ван Рейна “Заговор батавов” или “Заговор предводителя батавов Юлия Цивилиса”. Размер картины 196 х 309 см, холст, масло. В качестве символа национальной независимости и гражданственности Голландии городской совет Амстердама выбрал для украшения галереи вокруг зала заседаний во вновь построенной классицистической ратуше тему восстания батавов против римлян – тему из ранней истории голландцев.
Собственно, картина “Заговор Юлия Цивилиса” является исторической композицией, изображающей вождя племени батавов, которые считались предками нидерландцев, поднявшего в 1 веке народ на восстание против Рима. Эту тему предложил за пятьдесят лет до этого Гуго Гроций, следующий повествованию Тацита, в целях укрепления республиканского национального самосознания. Соответствующие образцы были уже представлены в гравюрах Антонио Темпесты по картинам Отто ван Веенса, они являлись, вероятно, обязывающими примерами для восьми необходимых изображений.
Заказ на “Заговор” Рембрандт получил в 1661 году, после смерти Говерта Флинка, который должен был исполнить весь цикл.
В 1662 году картина Рембрандта уже висела на южной стене галереи, в августе того же года она была снята из-за предусмотренных изменений, а затем, вероятно самим Рембрандтом, была продана в обрезанном состоянии. Причины отклонения картины остались неясными; сравнение же с образцами Темпесты и Веенса позволяет предположить, что дело заключалось в “непримиримом противоречии между рембрандтовским порывом к дегероизации, одного из глубочайших источников его искусства, и героизацией Ренессанса” .
Во всяком случае трактовка Рембрандтом заговора в священной роще, где собравшиеся вокруг предводителя батавов Юлия Цивилиса “главные и благородные” дают торжественную клятву, действительно далека от героической идеализации. “Варварская церемония клятвы” , варварская в первоначальном смысле слова чужого и стихийного, представлена у Рембрандта как непосредственная действительность, как живая правда истории.
Рембрандт передает подьем и атмосферу архаического, охваченного революционным порывом коллектива, неприукрашенное, быстро растущее насилие народной стихии. Эта работа была одновременно иронически отчужденной “антикартиной” среди реставрации и реакции того времени. Рембрандт строго придерживается сюжета: одноглазый Юлий Цивилис одет в старинные бургундские одежды, которые здесь усиливают стихийно-архаическое звучание сцены.
Широкое грубое лицо Цивилиса выражает торжественно-возвышенную дикость. От бесшабашности до возвышенности здесь только один шаг – во внезапно вспыхивающем вдоль стола жаре света. “Эффект света превращает клятву в картине Рембрандта в сакральное таинство” .