Одним из значительнейших событий художественной жизни Парижа начала XX столетия был Осенний салон 1905 года, открытие которого сопровождалось громким скандалом. Несколько молодых художников, сгруппировавшихся вокруг Анри Матисса, выставили там ряд работ, вызвавших взрыв негодования публики и привычной к сенсациям французской критики. Написанные яркими, пылающими красками, с подчеркнутым пренебрежением к правилам рисунка и перспективы, без всякой, казалось бы, заботы о правдоподобии, эти работы воспринимались как дерзкий вызов “здравому смыслу” и “хорошему вкусу”.
Зрители прозвали молодых живописцев Les fauves, откуда впоследствии возник термин фовизм. К моменту первого выступления фовистов картины недавно умершего Гогена уже не вызывали возмущения большинства, хотя ряд черт и сближал их с работами молодых новаторов. У Гогена всегда присутствовал элемент экзотики, который в глазах публики оправдывал условность его художественного языка.
Фовисты же воспроизводили обыденное, повседневное, но трансформировали изображаемое с небывалой смелостью.
В известном отношении они были ближе к реальному изображению явлений, чем Гоген. Последний, как правило, отказывался от передачи освещения, в то время как Матисс и его товарищи воссоздавали на своих полотнах солнечные эффекты. Однако для своей цели они пользовались новым художественным языком.
Цвет в работах фовистов чаще всего не передает реальной окраски предметов, ему отведена другая функция – он должен вызывать у зрителя определенные, притом совершенно отчетливые ассоциации. Группа “фовистов” просуществовала недолго. Через один-два года молодые художники разошлись – каждый пошел собственным путем.
В 1908 году в одной из статей Матисс следующим образом сформулировал свою задачу в искусстве: “О чем я мечтаю – это об искусстве уравновешенном, чистом, спокойном… которое являлось бы для всякого человека… чем-то вроде хорошего кресла, в котором человек отдыхает от физической усталости”.
Вид маленького городка Коллиура написан Матиссом в знойный южный полдень. Предметы лишены четких очертаний. Вначале зритель видит сплошное цветное марево, в котором плавают яркие, словно пульсирующие, красочные пятна. Постепенно он начинает ориентироваться в этом хаосе, пестром, как лоскутное одеяло.
Небо в пейзаже бело от зноя. В белесой дымке тают очертания лиловых гор, в беспощадном солнечном блеске растворяется синий цвет моря, плавятся желтые и оранжевые пятна черепичных крыш. Раскаленная, словно пылающая от жара, земля на первом плане передана горячим красным цветом.
По сравнению с почвой, даже побеленные стены маленьких домиков кажутся более прохладными, поэтому они написаны лиловой краской.
Только узкая полоса темно-зеленой тени проходит вдоль домов. Той же холодной зеленой краской написаны окна: прохладный полумрак царит внутри зданий. Смелое новаторство Матисса заключается в том, что при помощи чистого цвета, используя его ассоциативные свойства, он передает не только световые, но и тепловые ощущения.
Эту задачу художник продолжает разрешать и во многих своих более поздних произведениях. Картина поступила в Эрмитаж в 1948 году из Государственного музея нового западного искусства в Москве.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)