Сегодняшний искушенный зритель отчетливо понимает место Тархова в русской и европейской культуре начала ХХ века: ему не хватает общего образования, художественной школы. Его композиции подчас наивны. Выбор тем произведений ограничен.
Повторяющаяся живописная манера позволили Льву Баксту еще в 1907 высказать мнение, что тарховские парижские “вермишели” надоели… Но этот художник интересен сегодня всем, кто предпочитает фигуративное искусство нефигуративному, а живописный оптимизм – ипохондрии и скепсису. Почти сто лет тому назад Александр Николаевич Бенуа проницательно заметил: “Отчего бы кому-нибудь не послушать меня, не попробовать выбросить из своих комнат всякую дрянь, что висит и кривляется на стенах у них, а вместо того повесить ликующие картины Тархова?”
А Сергей Маковский, устроивший выставку Тархова в редакции журнала “Аполлон” в 1910 году был уверен, что “пора и нам, русским, понять, что Тархов не “кто-нибудь”, что этот самоучка, так серьезно полюбивший искусство, – большой самородный талант. Пора поклониться его глубоко-правдивому, искреннему, прекрасному творчеству”.