Картина испанского живописца Эль Греко “Святой Франциск в экстазе”. Размер картины 147 x 105 см, холст, масло. Франциск Ассизский – святой, учредитель названного его именем нищенствующего ордена францисканцев.
Святой Франциск знаменует собой перелом в истории аскетического идеала, а потому и новую эпоху в истории западного монашества, римской курии и гуманитарного мировоззрения.
Старое монашество в своем отречении от мира возлагало на отдельного монаха обет бедности, но это не помешало монастырям сделаться крупными поземельными собственниками, а аббатам – соперничать в богатстве и роскоши с епископами и князьями. Святой Франциск углубил идею бедности: из отрицательного признака отречения от мира он возвел ее в положительный, жизненный идеал, который вытекал из идеи следования примеру бедного Христа.
Вместе с этим Франциск Ассизский преобразил и самое назначение монашества, заменив монаха-отшельника апостолом-миссионером, который, отрекшись внутренне от мира, остается в мире, чтобы среди него призывать людей к миру и покаянию. В 1224 году Франциск отправился на высокую вершину горы Алверно, в верховьях Арно, где проводил время, поодаль от братьев по ордену, в посте и уединенной молитве. Здесь в утро Воздвижения Святого Креста Франциск имел видение, после которого на его руках и ногах, по преданию, остались стигматы, т. е. изображения головок и концов гвоздей распятого Христа.
Критические историки дают различное объяснение известию о стигматах. Газе, имея в виду, что впервые о стигматах стало известно из окружного послания преемника Франциска, Ильи, считает его виновником легенды. Гаусрат полагает, что Франциск, желая вполне пережить страсти Христовы, сам нанес себе раны, скрывая их при жизни от товарищей.
Сабатье, считая стигматы реальным фактом, ищет объяснение в таинственных проявлениях экстаза и “душевной патологии”. Повествование о видении и стигматах Франциска много содействовало представлению о нем позднейшей живописи, изображавшей его в экстазе и со страданием на лице.
Несмотря на то, что Франциск действительно считал своим призванием “оплакивать по всему свету страдания Христа” и несмотря на собственные тяжелые страдания в последние два года жизни, Франциск до конца сохранил свое поэтическое воззрение на мир. Его братская любовь ко всякой твари составляет основание его поэзии. Он кормит зимой пчел медом и вином, поднимает с дороги червяков, чтобы их не раздавили, выкупает ягненка, которого ведут на бойню, освобождает зайчонка, попавшегося в капкан, обращается с наставлениями к птицам в поле, просит “брата огонь”, когда ему делают прижигание, не причинять ему слишком много боли.
Весь мир, со всеми в нем живыми существами и стихиями, превращался для Франциска в любящую семью, происходившую от одного отца и соединенную в любви к нему. Этот образ был источником, из которого вылилась его поэтическая “хвала” Господу со всеми Его творениями и паче всего с господином братом солнышком и т. д.
На призыв Франциска радостно отозвались другие поэтические души среди братии – Фома из Челано, Якопоне из Тоди, автор “Stabat Mater”, и другие францисканские поэты. Преувеличенно, конечно, считать поэтому Франциска Ассизского, как это делает Тоде, творцом итальянской поэзии и искусства и виновником Ренессанса; но нельзя не признать, что одушевление и подъем духа, проявившиеся во францисканских соборах и во фресках Джотто, были внушены смиренным и любящим последователем нищего Христа. Одной стороной своего идеала – преемством нищенствующего, странствующего Христа – Франциск примыкал к аскетическому, средневековому, некультурному идеалу; но в преемство Христа, как его понимал Франциск, включалась и любовь к человеку. Б
Лагодаря этому аскетический идеал получил иное, новое, культурное назначение. “Господь призвал нас не столько для нашего спасения, сколько для спасения многих”, – было девизом Франциска. Если в его идеал, как и в прежний монашеский, и входит отречение от мира, от земных благ и личного счастья, то это отречение сопровождается не презрением к миру, не брезгливым отчуждением от греховного и падшего человека, а жалостью к миру и состраданием к нищете и нуждам человека. Не бегство из мира становится задачей аскета, а возвращение в мир для служения человеку. Не созерцание идеального божеского царства в небесной выси составляет призвание монаха, а проповедь мира и любви, для установления и осуществления царства Божия на земле.
В лице Франциска Ассизского аскетический идеал средних веков принимает гуманитарный характер и протягивает руку гуманизму нового времени. Франциск Ассизский скончался 4 октября 1226 года; уже два года спустя он был канонизован папой Григорием IX.