Всегда радующийся чужой удаче, в 1877 году Крамской обращается к Репину с восторженным письмом по поводу написанного им Портрета А. И. Куинджи. После страстного, профессионально-глубокого анализа живописи Репина Крамской пишет: “В первый раз в жизни я позавидовал живому человеку, но не той недостойной завистью, которая искажает человека, а той завистью, от которой больно и в то же время радостно; больно, что это не я сделал, а радостно, что вот же оно существует, сделано, стало быть, идеал можно схватить за хвост, и тут он схвачен”.
Между тем, сам Крамской создал несколько портретов А. И. Куинджи.
При всех достоинствах работы Репина образ, созданный Крамским, существенно дополняет наше представление о художнике, тайна живописного метода которого до сих пор поражает зрителей. Не страстный напор, не порыв – в этом портрете преобладает тишина сосредоточенности, погружение в мир гармонического отрешенного созерцания.
Крамской словно подсмотрел момент творческой сосредоточенности, когда художник остается наедине со своим холстом. На мягко вибрирующем коричневато-зеленом фоне выделяется пышноволосая “библейская” голова Куинджи, тонкие зеленоватые тени ложатся на широкий светлый лоб, осеняющий продолговатые, восточного разреза глаза, полуприкрытые тяжелыми веками.