Картина голландского живописца Рембрандта ван Рейна “Портрет старухи”. Размер портрета 109 x 84 см, холст, масло. Старость в самых разнообразных вариантах всегда заново захватывала Рембрандта: как характерная реальность, как модель для библейских персонажей, как загадочный ответ на ищущие запросы искусства и, наконец, как видимое, постоянно замечаемое присутствие прожитой жизни.
Этот интерес к жизни и поиск правдивости стали впоследствии главными пунктами нападения со стороны классицистической художественной критики; в 1671 году Ян де Бишоп, с явным намеком на Рембрандта, жаловался, “что в Голландии Леда и Даная изображаются в виде голой женщины с толстым, набухшим животом, с отвисшей грудью и следами подвязок на ногах”; Андрис Пельс составил в 1681 году свой упрек художнику в стихах и называл Рембрандта “первым еретиком живописного искусства”.
Но в какой мере такое жизненное соединение идеального с реальным придает образам Рембрандта новую глубокую правдивость, доказывает оживленная удивительным живописным богатством простота этого портрета. То, что вошло в это изображение старой женщины – ее доброта, твердость и, несмотря на прожитые годы, внимательный взгляд – все это выражает целую жизнь и делает прекрасными горькие слезы ее возраста.
В качестве формирующух, чувственных элементов исповедальных портретов Рембрандта все большую выразительную силу приобретают свет и тени, их противоречиво-подвижные и волнующие переходы. Свет, льющийся из тьмы, проявляется уже в начале творчества художника как яркая триумфирующая, не только формообразующая, но и морально-символическая сила.
Но лишь в конце 40-х годов семнадцатого столетия свет в картинах Рембрандта достигает полной самостоятельности, символизируя в происходящем волнующее вторжение или преображающую действительность, мощность познания или обязывающее право высшей, часто божественной власти.
В поздний период творчества художника свет превращается в магически-вневременное и тем не менее конкретное сияние, в пламенеющий отблеск, одухотворяющий все изображенное, сплавляясь в конце концов в непостижимый жар с цветом: свет становится цветом, цвет – светом. С глубокой уверенностью, с безгранично пылающей страстью завершается для Рембрандта “трагедия умирающего, рассеянного, мелькающего, постоянно боримого вторжением тени света” .
(2 votes, average: 3.50 out of 5)