Картина голландского живописца Рембрандта ван Рейна “Портрет старого воина”. Размер портрета 108 x 86 см, дерево, масло. В многочисленных амстердамских портретах 1630-х годов Рембрандт пытается выяснить в изменчивых, противоречивых лицах портретируемых неделимую истину: что в этих людях верит, а что – убивает, доверяет, сомневается, надеется на милосердие и проявляет его?
В связи с творчеством этого десятилетия следует упомянуть единственное “теоретическое” высказывание Рембрандта, сохранившееся в письме Константину Гюйгенсу от 12 января 1639 года. В нем Рембрандт определяет художественную квинтэссенцию картин “Положение во гроб” и “Воскресение” из цикла Страстей, написанного для штатгальтера, как “самое большое и естественное движение”.
Очень неясная и незаконченная формулировка, на основании которой впоследствии судили либо о внешне-формальной, либо о душевновнутренней целенаправленности Рембрандта. Вероятнее всего здесь идет речь о предназначенном для адресата намеке на знаменитого в то время филолога Франциска Юниуса, который в рассуждении о живописном изображении Страстей писал о комплексном представлении “троичного действенного движения или возбуждения предмета изображения, художника и зрителя”, опираясь на заимствованную, вероятно, у Дюрера предпосылку: “Таким образом эти движения души любым способом извлекаются из правды природы”.
Хотя конечно Рембрандт, ссылаясь на занятость и нехватку времени, отмежевывается от других положений Юниуса, поэтому в этом обороте, почти буквально совпадающем с более ранней оценкой Константином Гюйгенсом изображения Иуды, появляется оттенок иронии.