“Портрет Сергея Павловича Дягилева с няней” признан вершиной портретного творчества Льва Бакста. Он был окончен в 1906 году, когда к завершению подошел петербургский период дягилевской деятельности, такой яркий, напряженный, исполненный взлетов и падений.
Среди богатой художественной иконографии этого грозного “диктатора от искусства”, нет ни одного портрета, в котором он, весь сотканный из чрезвычайно острых противоречий, оказался бы так верно понятым. Бакст проник в сущность своего персонажа, словно собрав воедино все грани его многомерной натуры, создал сложнейший образ необычайно деликатными изобразительными приемами – методом полунамеков, полуакцентов.
В самой постановке великолепной фигуры Дягилева, в “позе уверенной, дерзкой, обдумывающей и решительной” соединились покой и порывистость. Добужинский писал: “во всей его повадке и манере разговаривать была какая-то барская леность, и в то же время я всегда видел его куда-то спешащим”.
Изобразив Сергея Павловича у самого края холста в “пол-оборота” Бакст позволяет нам насладиться лицезрением элегантной внешности портретируемого, а с другой стороны – приоткрывает пространство дальнего плана и дает возможность рассмотреть интерьер петербургской квартиры. Там, в глубине освещенного кабинета можно увидеть мольберт и картины на стене, что сразу вызывает цепь ассоциаций: за плечами Дягилева – “Мир искусства”, историко-художественная выставка русских портретов в Таврическом дворце, а он, словно выступивший на авансцену, рвется к новой деятельности, его ждут зарубежные театральные триумфы.
Как будто влекомый временем-судьбой отодвинулся темно-синий, почти черный занавес, на котором особенно выразительным кажется обращенное к зрителю чувственное, на первый взгляд, высокомерное лицо “светского денди”, “надменного виконта”, “чаровника и шармера”. Но сквозь маску монументальности и несокрушимой крепости, можно углядеть живые человеческие черты: в уголках жестко-очерченных губ – не то улыбку, не то игру нервов нежности, а в глазах – святую грусть, доброту и, как отмечал Серж Лифарь, неожиданную сентиментальность.
Интимная нота образа усилена присутствием в портрете преданной своему питомцу старушки-няни Авдотьи. Она тонкой ниточкой памяти соединяет два далеких берега стремительного потока дягилевской жизни: счастливое детство в Перми и блистательное будущее в Париже. Между ними – 15 лет петербургской жизни.
(2 votes, average: 4.50 out of 5)