Констебл испытывал к Брайтону двойственные чувства. Два его приезда в этот город – в 1824 и 1828 году – были связаны с тяжелой болезнью его жены Марии. В Брайтоне он надеялся вылечить ее от чахотки.
Но морской курорт лишь ненадолго облегчил ее страдания. Это не могло не оставить горького осадка в душе художника.
Кроме того, Констебла раздражали шумные толпы отдыхающих. Он едко называл местный пляж “приморской Пикадилли”, сравнивая его с одной из самых оживленных улиц Лондона. Наконец, он считал посещение модных курортов пустым времяпрепровождением.
Отсюда Констебл писал Д. Фишеру: “Коротко говоря, здесь нет ничего интересного для художника, если не считать волнорезов и постоянно меняющегося неба.
Рыбацкие лодки смотрятся весьма живописно, но этот сюжет заезжен пейзажистами уже настолько, что от него, по-моему, теперь больше вреда, чем пользы”. Но, несмотря на раздражение и горечь, Констеблу удалось написать здесь картину, которая, будучи показана на выставке Королевской Академии, получила очень лестные отзывы.
О “Пирсе в Брайтоне” критики говорили только в превосходных степенях. Его ставили в один ряд с лучшими морскими пейзажами Тернера. Правда, тогда картина так и не нашла покупателя, и с тех пор Констебл никогда больше не брался за морские пейзажи.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)