В портрете “Крестьянка в зеленом фартуке” изображена уже не молодая, но крепкая и здоровая женщина. Задорно и весело смотрит она на зрителя, сверкая белизной зубов. Переполняющая ее, играющая в ней сила, разудалость натуры сквозит в смеющемся румяном лице и в крепкой фигуре, а также в звонкости и яркости красок, в вызывающей смелости контрастных цветовых сопоставлений.
На женщине пестрая одежда – вышитая кофта, расшитый передник, черная бархатная кацавейка, блестящие стеклянные бусы.
Самые смелые красочные сочетания берутся художником для того, чтобы подчеркнуть яркость и мажорность образа крестьянки: кофта и платок красные, передник ярко-зеленый, бархат черный. В этой женщине есть что-то богатырское. Это подчеркнуто и композицонным расположением фигуры, занимающей три четверти холста и срезанной внизу рамой. В портретах такого рода есть черты монументальности.
Этому способствует само построение картины, при котором фигура занимает почти все поле ее.
Художник обычно оставляет лишь небольшой кусок для фона или обобщенно намеченного окна сзади. Изображение всегда поколенное или поясное. Однако поза никогда не повторяется, и каждому портрету, несмотря на преобладание красного, пунцового и розового, присуще свое колористическое решение. Но при броской яркости костюма лицам портретируемых художник придает большое значение. Лицо не дается уже так обобщенно, как, например, в картине “Гости” или в некоторых первых предреволюционных изображениях крестьянок.
Сохраняя всю колоритную характерность костюма, увлекаясь красочностью его, Архипов вместе с тем, работая над лицом портретируемой, выявляет пластичность его, передает выражение глаз, улыбку и на этом сосредоточивает главное внимание.
Красочность не перерастает здесь во внешнюю декоративность, а лишь усиливает эмоционально-эстетическое звучание образа. Архиповские крестьянки привлекают к себе простотой и естественностью позы, открытым лицом, веселым взглядом. В их улыбке, часто лукавой и игривой, видно радостное отношение к жизни.
Художник изображает их в привычной для них обстановке, хотя она не всегда дается в полной конкретности. Часто около портретируемой изображается только какой-либо предмет крестьянского обихода – кринка, чашка, кувшин, корзина, ткань и т. д.
Женских крестьянских портретов написано художником в последнее десятилетие его жизни много. Они пользовались неизменным успехом на выставках – и на родине и за рубежом. В. А. Гиляровский посвятил Архипову стихотворение “Русские женщины”, в котором верно выразил то, что восхищало художника в рязанских, тверских и тамбовских крестьянках, служивших ему натурой. Гиляровский писал, что загорелые, солнцем залитые бабы…
Ничего-то не боятся – Им работать да смеяться! – Кто нас краше? Кто сильней? Вызов искрится во взорах…
В них залог грядущих дней. Луч, сверкающий в просторах, Сила родины моей! Архипов возвращается постоянно к этим образам, не ограничиваясь задачей дать яркое изображение зрительно интересной натуры.
В работах этих видно желание дать обобщенный образ силы и своеобразной красоты русского крестьянства. И пишет ли Архипов смеющуюся деревенскую молодицу, пожилую здоровую крестьянку, лохматого пастушонка или нахмуренного старика, он подчеркивает в них прежде всего жизнеспособность, выносливость, физическую и духовную крепость – те национальные черты народного характера, которые всегда были присущи русскому крестьянству. Но в крестьянских портретах он выражает и мысль о самобытности, крепости, могучих жизненных силах народа, свергнувшего царизм и уничтожившего капиталистический строй.
В полотнах Архипова, красочных, полнозвучных, блещущих радостью жизни, зрители видели яркое выражение того нового, что родилось в жизни и искусстве Советской России. Полотна эти были вкладом художника в дело становления молодого советского искусства. Созвучное своим оптимизмом духу времени, творчество Архипова откликалось на запросы новой эпохи тем, что оно шло от жизни, было крепко спаяно с ней и что оно ставило и по-своему решало проблему создания образа нового человека.