Художественное направление, к которому принадлежал Кустодиев в 1910-е годы, условно можно назвать “неоклассицизмом”. Оно предполагало ориентацию на великие образцы прошлого – с учетом новейших художественных веяний.
Это своеобразный “пассеизм” – как в формальной, так и в содержательной области, – но преображенный явным гротеском и непременной иронией. “Оглядка” на прошлое – в данном случае – мотивировалась и еще двумя вещами.
Первая мотивировка – тяжелейшая болезнь художника, лишившая его “внешних” впечатлений. Ему приходилось жить в мире фантазии, одним из “стержневых” образов которого и является эта “красавица”. Вторая – война, разрушившая единое художественное пространство.
Живописцы оказались отрезанными друг от друга, и поэтому обращение к старым мастерам в этих условиях выглядело “концептуальным” актом. Кстати, “Красавица” была любимой картиной А. М. Горького, получившего в подарок из рук художника один из ее вариантов.
Купчихи и красавицы – это “ноу-хау” Кустодиева. Они демонстрируют зрелую манеру мастера, одновременно являясь зримым выражением его представлений о человеческой красоте. Да, это выражение несколько шаржировано, но подобная ироничность часто выступает лишь средством защиты от слишком “рафинированной” критики.
Отсюда же – и некоторый эпатаж, с которым Кустодиев представляет свою героиню, помещая ее в центр полотна и выдвигая на первый план.
Гармоничный контекст, образуемый красочным интерьером, однозначно диктуется ее образом. Вся картина – это мечта о красоте, которая – как знать? – вдруг действительно спасет мир. Это мечта, это греза. Это сон о небывалой России.
Кустодиев увидел ее в своей душе, привязал к середине XIX века, к какому-то “незнакомому городу” , и заставил современников и потомков влюбиться в этот образ, полный здоровой силы, стати и грации. “Эстеты” усмехаются: “Ну разве же это красота?” “Эстетство” всегда отличается узостью.
В действительности красота бывает разной. Идеал красоты подвижен и меняется в зависимости от географии, эпохи, социальных условий жизни. Красота античных статуй спорит с красотой византийского искусства, а прославление в искусстве готики умерщвленной плоти противоречит ренессансному культу опоэтизированной чувственности. У Кустодиева свой идеал.
И он действительно идеален, иначе бы не волновал своим странным изяществом уже несколько поколений любителей живописи.
(2 votes, average: 5.00 out of 5)