Иисус, окруженный четырьмя мучителями, предстает перед зрителем с видом торжественного смирения. Два воина перед казнью коронуют его голову терновым венцом. Их взгляды полны хладнокровной ответственности и вместе с тем то ли истинного, то ли ложного сочувствия. Один даже ободряет Христа, положив руку на его плечо. Он, как Иуда, даже готов поцеловать свою жертву.
Но палка, которую воин держит левой рукой, очень скоро ему понадобится, чтобы глубже надвинуть колючий терновник на чело Спасителя.
Ошейник с острыми шипами, надетый на шею воина справа, загадка для исследователей. Такие ошейники надевали на собак, чтобы защитить от нападения волков. Известно также, что во времена Босха один господин, приговоренный к изгнанию по подозрению в соучастии в убийстве, разгуливал по улицам в золотом ошейнике с шипами, чтобы “защититься от жителей Гента”.
Ошейник здесь – несомненно, символ, который Босх хотел донести до зрителя.
Ниже два фарисея готовят Христа к предстоящему бичеванию: один хватает его за одежды, другой в насмешку дружески пожимает ему руку. На капюшоне фарисея с бородкой можно разглядеть три знака – звезду, полумесяц и что-то, напоминающее букву “А”. Видимо, они должны были указывать на его принадлежность к иудеям. Число “четыре” – число изображенных мучителей Христа – среди символических чисел выделяется особым богатством ассоциаций, оно связано с крестом и квадратом.
Четыре части света; четыре времени года; четыре реки в Раю; четыре евангелиста; четыре великих пророка – Исайя, Иеремия, Иезекииль, Даниил; четыре темперамента: сангвиник, холерик, меланхолик и флегматик.
Многие исследователи считают, что четыре злобных лица мучителей Христа – это носители четырех темпераментов, то есть все разновидности людей. Два лица наверху считаются воплощением флегматического и меланхолического темперамента, внизу – сангвинического и холерического.
Бесстрастный Христос помещен в центр композиции, однако главный здесь не он, а торжествующее Зло, принявшее образы мучителей. Зло представляется Босху естественным звеном в некоем предусмотренном порядке вещей. Если в алтарных триптихах он рассматривает корни зла, уходящие в прошлое человечества, в грех прародителей, то в сцене Страстей он стремится проникнуть в суть человеческой природы: равнодушной, жестокой, жаждущей кровавых зрелищ, лицемерной и корыстной.
До Босха искусство никогда не поднималось до такой конкретности передачи сложнейших нюансов человеческой души, но и не опускалось так глубоко в ее темные глубины.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)