“Двенадцатая ночь” была написана осенью-зимой 1849 года и выставлена следующей весной в Национальном институте, в водном зале с картиной “Ессе Ancilla Domini!” Россетти. Хотя Деверелл никогда формально не являлся членом “Братства прерафаэлитов”, он был неотъемлемой частью этого кружка, разделяя их цели и интересы – по словам “Литературной газеты”, “создавая калейдоскопически пестрые” композиции на шекспировские темы и шутливо перерабатывая мотивы искусства Средневековья. На картине эти мотивы нашли свое отражение в ярких костюмах двух пажей в нижнем правом углу, за которыми виднеется чернокожий музыкант с колокольчиками, перенесенный на полотно из манускрипта XIV века.
Застывшая треугольная группа основных персонажей разительно напоминает композицию картины Ханта “Валентин, спасающий Сильвию от Протея”, на которую, в свою очередь, возможно, повлияла иератическая композиция “Триптиха с двумя святыми Иоаннами” фламандского художника Ганса Мемлинга, которую Хант видел в Брюгге. Деверелл также усваивает практику прерафаэлитов – использовать друзей в качестве моделей. Сам художник, известный своей приятной внешностью, изобразил себя в качестве страдающего от безнадежной любви герцога Орсино. Россетти Позировал для шута Фесте.
С Элизабет Сиддал, впервые выступившей в качестве модели для прерафаэлитской картины, Деверелл написал Виолу, переодетую пажом Цезарио.
Деверелл специализировался на шекспировских сюжетах, будучи хорошим актером-любителем. Его картина, посвященная четвертой сцене второго акта “Двенадцатой ночи”, отражает глубокое понимание тонкостей сюжета и характеров. Орсино, измученный безответной любовью к Оливии, лениво сидит на террасе, между шутом, поющим “Прилетай, прилетай, смерть”.
Внешняя гармония происходящего нарушается выражениями и позами протагонистов, которые, сознательно избегая величественных риторических жестов, ассоциирующихся с театральным представлением, обнаруживают свои внутренние чувства и стремления.
Фесте насмешливо копирует позу хозяина, который сидит, меланхолически откинувшись и покручивая прядь волос. Склонив голову набок, Орсино избегает пристального взгляда Виолы, которая сидит скромно и терпеливо, “как памятник”, зачарованная присутствием герцога. На подлинные чувства героини намекают роза, которую она держит, пассифлора на балюстраде, рыжие волосы, цвет одежды и пурпурные ножны на ее бедре. Виола облокотилась на скамью, украшенную резным изображением черепа в окружении гирлянды из роз.
Это символ быстротечности любви и телесной красоты, то есть лейтмотив пьесы.
Хотя изображено действие, происходящее под аркой просцениума, сочетание различных элементов смущает взгляд. Колонна, на которую опирается Орсино, расположена впереди, как будто неподалеку от зрителя. Стена со ступеньками внезапно обрывается, а фигуры, стоящие непосредственно за спиной Орсино и Фесте, кажутся слишком большими, особенно если сравнить их с музыкантами слева.
Таким образом, задний план играет двойную роль реального пространства и театрального задника, иллюзорного фона для непростой ситуации, разыгрываемой перед зрителем. Возможно, самый эксцентрический элемент композиции – два пажа, стоящие на неопределенном уровне справа. Ближайший к зрителю мальчик беззаботно крутит пуговицу на нитке, и этот оригинальный штрих воплощает идею застывшего мгновения.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)