“Давид с головой Голиафа” – картина Дерзкого Караваджо. Является значимой картиной, демонстрирующей многие парадигмы искусства. Современники, в середине семнадцатого века, заявляли, что на картине обе изображенные головы, Давида и гиганта Голиафа, являются автопортретами разных этапов жизни художника. Однако, лишь немногие историки искусств отметили черты Караваджо в обоих лицах.
О наличие модели Голиафа ходят споры. К изображению своего лица в качестве жертвы прибегал тезка Караваджо – Микеланджело Буонаротти. Его лицо запечатлено на коже Варфоломея.
Рембрандт пытался достичь той же артистичности в движении, что и Караваджо, в автопортрете с мертвой выпью.
В одноименной работе, сделанной Караваджо ранее, в качестве модели Давида использовал, как считается, модель с улицы. Вероятно и в этой работе мнения о том, что Давид – автопортрет художника ошибочны.
В руках Давида обычный клинок, который никогда оружием не служил. Перед битвой с Голиафом, он отказался от доспехов и оружия, воспользовавшись клинком лишь после битвы, для обезглавливания побежденного. Караваджо мог изобразить тяжелый меч, но герою достается изящный и тонкий, как кисть, кинжал. Расположение меча подразумевает эрегированный фаллос.
Микеланджело, Тициан и другие художники часто использовали такие сексуальные подтексты в своих работах. Дело в том, что на протяжении всей истории искусства, вопросы пола, живопись и архитектура были тесно связанны между собой. Тело и его функции раскрывали, как считалось, мудрости Божественного замысла.
Меланхоличный и созерцательный взгляд Давида контрастирует с нахмуренными бровями. Почему Давид выглядит таким вдумчивым в такой ужасной сцене? Нахмуренность, безусловно, указывает на глубокую мысль.
Меланхоличность граничит с жалостью к побежденному. Давид, со всей драматичностью выражаемых эмоций выглядит больше как проигравший, несмотря на очевидное преимущество. Общая атмосфера картины отражает тьму, страх и скорбь.
На текущий момент картины находятся в музее истории искусств, в Вене. Только ранняя “Давид и Голиаф” хранится в музее Прадо.